Думаю, он мне поможет их успокоить, а бык в каком-то другом измерении находится.
Сиськи мои сначала в пятернях жмет и дергает в разные стороны, а потом смотрит, как сам складки мои мокрые туда-сюда гоняет.
— Киска, — довольно хрипит Вася.
И с поцелуями мне в горло лезет.
Я даже сначала не могу понять, что происходит. Но перед тем, как оглушительно громко кончить снова, выцепляю ощущениями, что его ладонь все мне между ног цепляла, сжимала и дергала с дикой скоростью последнюю минуту.
Пытаюсь выговорить что-то, но забываю до того, как язык задвигается. Потрясенно вниз на себя смотрю. Иногда уворачиваясь от башки ко мне лезущей, иногда вслепую губы и шею подставляя.
Не понимаю, трясет меня еще или нет. Вообще больше ничего не понимаю. Он мне деловито пот размазывает по соскам, и, оказывается, его шея у меня под ладонями тоже мокрая.
Снова ноги мне раскидывает наполную, но я мычанием сопротивляюсь.
Поворачиваю голову из стороны в сторону, бесцельно, и рассматриваю как он на коленях перед моими ногами стоит. С уже вздыбленным членом. Яйца тяжелые, большие у него. Подтянулись.
Катается мысль одинокая в голове. Хочу сосать член его. Вот в кого он мне превратил. С тремя слоями пота, похоть из меня сочится. Пытаюсь противиться, но моя рука сама собой мой сосок нежно обкатывает.
Нет, не просто отсасывать хочу, а чтобы задергался у меня во рту.
Вася боится преждевременно кончать. Но в моих слюнях иногда не сдерживается. Я себя на вершине мира чувствую. Он потом злится очень, а у меня бабочки внутри сразу же потомством обзаводятся.
Кулак на бок нижнюю часть меня переворачивает, — быстро и грубо — и ноги к верху поджимает.
За подушку цепляюсь кое-как, когда он протискивается внутрь. Из горла по стону выпускаю, потому что его толстый член очень и очень наглый.
Лижемся как сумасшедшие: наклонился Кулак, чтобы мне рот сожрать, и ловко до упора присунул и снова меня растянул.
Томлюсь и сгораю на его члене, как на вертеле. Постоянно хватаюсь за что-то пальцами, умаяться не могу.
Смотрит на меня сверху влюбленно и яростно.
Мычу что-то, когда Вася снова меня раскрывает — ногу мою вытягивает и на себя закидывает.
Слюнявит икру мне. Отвлекает мое внимание. Потому что тут же со всей мощью в меня засаживается. И засаживается. Из гортани тоже звуки какие-то выталкивает с каждым заходом.
Неотрывно смотрит, как долбится в меня.
Осознаю, что сама себе волосы натягиваю, только когда коже головы больно становится.
Изнываю на выдохах, а вдохах держусь кое-как. Он меня качает, а я растекаюсь. Невыносимо, невыносимо, но еще хочу.
Сердце порхает, с каждым взмахом надуваясь измученно и фейерверком лопаясь.
Рву губы зубами, от жара. Что изнанку кожи кайфом проедает, и снаружи плавится наслаждением по всему телу.
— Вася, — мямлю сокрушенно, — мне жарко так… Ты… ты…
Он же только ниже руку опускает, чтобы держать крепче, и сильнее долбится с полузадушенными рыками. Как-то странно головкой целится, чтобы она упиралась и проезжалась по верхней стенке влагалища, прямо перед входом.
Украдкой ногу мне целует. Мазком игривым, как всполох цвета на черно-белой картинке.
Я судорожно зажимаю рот рукой, потому что не так что-то. Взрыв внутри нарастает бешеными кругами, огненными кольцами превращая все — все внутри меня — в горелые угли. И я рассыплюсь вся сейчас.
Живот дрожит, и я вот-вот растворюсь, но сначала сдетонирую.
Перехватываю ладонью крик, но поздно, не помогает.
Со всей дури впечатываюсь ладонью в руку Кулака, мну его вздыбленные вены, потому что… Я не удержусь.
Одной точкой все внутри собирается и с неприродной скоростью распускается обратно, набухая в сто крат плотнее.
Повожу трясущимися ногами, и ошеломленно — со всплеском ужаса, стыда и восторга, — наблюдаю, как из меня прозрачная прерывистая струя выплескивается. Два раза подряд.
Мамочки… Прячу глаза в ладони от позора, но сначала взглядом выхватываю, куда она долетает.
И шок не могу скрыть от Кулака.
Он сам оторопело смотрит на то, откуда она вылетела.
А потом раскрывает меня резко — я вскрикиваю — и частит толчками так, что сам захлебывается дыхалкой. Тут же пульсирует во мне с протяжными стонами, кусая мою икру.
Я от стыда умереть готова. Постоянно скрываю лицо в ладонях, но от жара вынуждена выглядывать из убежища.
Господи, струйный оргазм. У меня! Только что! Часть кровати мокрая, а что-то долетело и до ковра.
Не могу перешагнуть этот момент, когда потрясенно смотрела, как оно из меня прорывается. Одновременно с таким всплеском экстаза, что можно разум потерять. Клинически потерять. Не вернуться из небытия. Потому что все сгорело на хрен.
Какой ужас, и почему это со мной случилось? При нем!
Он кислород качает, как бык. Смотрит на меня взглядом совсем чумным и обескураженным.
Его член даже наполовину не опал после того, как он кончил.
Я ноги пытаюсь сжать и вообще отползти куда-то, а он мне не дает. Грубо мне бедра разводит, лапает ляжки и целует прямо-таки мои складочки.
По-французски: старательно и неистово половые губы мнет.
— Киска моя родная, — хрипит и хрипит прямо в плоть розовую, — послушная киска, мокрая вся, послушная какая.
Пальцы себе сокрушенно кусаю, потому что действительно мокро везде. Его лапища влагу растирают на моих ногах.
А потом он броском на меня заваливается, и за собой в сторону грабастает. То ли укачивает, то ли об себя трет.
Я пищу, мычу и задыхаюсь одновременно.
Не хочу на него смотреть, а он ко мне отовсюду лезет. Носом мне утыкается в щеку, что-то нечленораздельное басит.
Ужас накатывает неимоверный, когда понимаю, что все еще ноги трясутся. Потому что он лапищей всю мою промежность обхватывает и удерживает, как цементирует. Раскаленная ладонь на мокрых складках. Его лапа в два раза больше.
Тычется выдохами по всему овалу лица, и все-таки укачивает меня, будто баюкает.
— Мать твою, это же пиздец, — басит вполголоса, — иди ко мне, сейчас же…
Не могу не отвечать его влажным, горячим губам. Но теперь вся уже трясусь. Нет, я не собираюсь смотреть ему в глаза! Блин, ну как так получилось?
— Сладкая, послушная киска, — долбит он в меня поцелуями обрывистыми, — люблю тебя, маленькая, люблю киску мою. Еще раз пустишь струю, пустишь?
О Господи! Это выражение! Пустишь струю!
Едва ли не вырваться пытаюсь, но радостный бык хуже обозленного. Укачивает и укачивает меня, а мои мокрые складки как цербер удерживает. Поглаживает лениво.
— Че мечешься, малышка? — и носом мне в шею тычется. — Пустишь в следующий раз? Считай, я же пожалуйста говорю. Умоляю же практически.
— Да я… — захлебываюсь я вздохами, — я же не контролирую это… Что ты такое говоришь!
В этом и проблема! И какой еще «в следующий раз»?
Если бы я могла этот ужас контролировать, то не сделала бы!
В этом и кошмар!
Поворачиваю голову и чуть не дергаюсь, потому что отсюда видно ковер. Не могу и не хочу туда смотреть.
Его укачивания меня все-таки успокаивают.
— Охуенее некуда, — сопит мне на ухо, — некуда, бля. Тебе на расслабоне нужно быть попросту. Мозг отключи. И все получится, как сейчас.
— Ты с ума сошел! — пыхчу я.
Кулак меня едва ли не сверху на себя наваливает, и горячит мне кожу своими словами:
— Ну прекрати, Алиса. Как ребенок. Ну ничего, все путем будет.
В коридоре шум слышится. Ваня вернулся с тренировки! Пытаюсь подскочить, но Вася меня к матрасу прикладывает. Что-то мне не нравится, как у него в привычку вошло меня переносить и подбрасывать, куда захочется.
По ляжке меня шлепает и в плечо слюни пускает.
— Лежи нормально, я малого пойду встречу. И овощное рагу в него запихну.
Смотрю на него из-подо лба. Настороженно. А не зубы ли мне заговаривает? «Все путем будет» обычно с бычьего языка переводится как «я уже решил как будет».
